Неточные совпадения
Вот, смотрите, громада исполинской крепости рушится медленно, без шума; упал один бастион,
за ним валится другой; там
опустилась, подавляя собственный фундамент, высокая башня, и опять все тихо отливается в форму
горы, островов с лесами, с куполами.
— Вот, вот так! — учил он,
опускаясь на пол. — Ай, ай! — закричал он потом, ища руками кругом,
за что бы ухватиться. Его потащило с
горы, а он стремительно домчался вплоть до меня… на всегда готовом экипаже. Я только что успел подставить ноги, чтоб он своим ростом и дородством не сокрушил меня.
Великолепно
опускалось солнце
за темные Икские
горы.
Вот и мы трое идем на рассвете по зелено-серебряному росному полю; слева от нас,
за Окою, над рыжими боками Дятловых
гор, над белым Нижним Новгородом, в холмах зеленых садов, в золотых главах церквей, встает не торопясь русское ленивенькое солнце. Тихий ветер сонно веет с тихой, мутной Оки, качаются золотые лютики, отягченные росою, лиловые колокольчики немотно
опустились к земле, разноцветные бессмертники сухо торчат на малоплодном дерне, раскрывает алые звезды «ночная красавица» — гвоздика…
Возвращаясь вечером с ярмарки, я останавливался на
горе, у стены кремля, и смотрел, как
за Волгой
опускается солнце, текут в небесах огненные реки, багровеет и синеет земная, любимая река. Иногда в такие минуты вся земля казалась огромной арестантской баржей; она похожа на свинью, и ее лениво тащит куда-то невидимый пароход.
Жар давно свалил, прохлада от воды умножала прохладу от наступающего вечера, длинная туча пыли шла по дороге и приближалась к деревне, слышалось в ней блеянье и мычанье стада,
опускалось за крутую
гору потухающее солнце.
Марья Николаевна понять не могла, что это такое, и все ускоряла свой шаг; но чуть только она
опустилась в лощинку,
за которою тотчас на
горе стояла поповка, это темное привидение вдруг понеслось прямо на нее и
за самыми ее плечами проговорило...
Солнце давно спряталось
за горами и лесами, над Ветлугой
опустились сумерки, синие, теплые, тихие.
— Касатик ты мой! — говорила, рыдая, баба. — Нешто я о своем
горе убиваюсь… ох, рожоной ты мой… мне на тебя смотреть-то горько… ишь заел он тебя… злодей, совсем… как погляжу я на тебя… индо сердечушко изнывает… и не тот ты стал… ох… — И тут она,
опустившись на лавку, затянула нараспев: — Ох, горькая наша долюшка… и пошла-то я
за тебя горькой сиротинушкой, на беду-то, на кручину лютую…
Сели, смотрим — деревенька наша как парчой и золотом на серой земле вышита.
Опускается за рекой могучее светило дня, жарко
горят перекрытые новой соломой крыши изб, красными огнями сверкают стёкла окон, расцветилась, разыгралась земля всеми красками осеннего наряда, и ласково-сине над нею бархатное небо. Тихо и свежо. Выступают из леса вечерние тени, косо и бесшумно ложатся на нас и на звонкую землю — сдвинулись мы потеснее, для тепла.
По временам, будто кинутый чьей-то невидимой рукой, из-за
гор вылетал черной точкой орел или коршун и плавно
опускался к реке, проносясь над нашими головами.
И это уже на долгие месяцы!.. Старик рассказал мне, что летом солнце ходит у них над вершинами, к осени оно
опускается все ниже и скрывается
за широким хребтом, бессильное уже подняться над его обрезом. Но затем точка восхода передвигается к югу, и тогда на несколько дней оно опять показывается по утрам в расселине между двумя
горами. Сначала оно переходит от вершины к вершине, потом все ниже, наконец лишь на несколько мгновений золотые лучи сверкают на самом дне впадины. Это и было сегодня.
И ему вдруг делается стыдно своего малодушного страха, когда вслед
за этой мелькнувшей мыслью, охватившей смертельной тоской его молодую душу, нос «Коршуна», бывший на гребне переднего вала, уже стремительно
опустился вниз, а корма вздернулась кверху, и водяная
гора сзади, так напугавшая юношу, падает обессиленная, с бешенством разбиваясь о кормовой подзор, и «Коршун» продолжает нырять в этих водяных глыбах, то вскакивая на них, то
опускаясь, обдаваемый брызгами волн, и отряхиваясь, словно гигантская птица, от воды.
Гребень
горы с алыми маками. Большие камни. По эту сторону оврага два махновца садились на коней. Леонид бросился
за камень и прицелился. Катя, с отколовшейся, растрепанной косой, с исцарапанной револьвером щекою, стояла, забывшись, во весь рост и упоенно смотрела. Струистый огонь, уверенный, резкий треск. Один из махновцев схватился
за ногу и
опустился наземь.
Я долго не могла забыть стройную фигуру разбойника-горца, стоящую на подоконнике, его дикий взгляд и короткую, полную злобной ненависти фразу: «Еще свидимся — тогда попомните душмана Абрека!» К кому относилась эта угроза — ко мне ли,
за то, что я выдала его, или к моему отцу, оскорбившему вольного сына
гор ударом нагайки, — я не знаю. Но его взгляд скользнул по нас обоих, и невольно
опустились мои глаза, встретив его сверкающие бешеным огнем зрачки, а сердце мое болезненно сжалось предчувствием и страхом.
— Братцы, — говорил товарищам Пропалый, стоя над загадочным творилом, на их глазах скрылась таинственная процессия, — мы взбирались на подоблачные
горы и на зубчатые башни, но не платились жизнью
за свое молодечество, почему теперь не попробовать нам счастья и не
опуститься вниз, хотя бы в тартарары?
— Братцы, — говорил товарищам Пропалый, стоя над загадочным творилом, куда на их глазах скрылась таинственная процессия, — мы взбирались на подоблачные
горы и на зубчатые башни, но не платились жизнью
за свое молодечество, почему бы теперь не попробовать нам счастья и не
опуститься вниз, хотя бы в тартарары?